[ezup]

Мы шли как-то с папой по росе, по лесополосе. Вдруг из-под ног кто-то вышмыгнул. Смотрим — птенец типа цыпленка. В пуху еще, пестрый, а на спине — так вообще полоски, как у бурундука.
"Куропатка! " — сразу определил папа и сказал:
"Смотри и слушай, где-то должна быть мать с остальными. "
Мы стояли-стояли, слушали-слушали — нигде ничего. Взяли куропатенка с собой, принесли в квартиру. У мамы приключился когнитивный диссонанс, а когда он отключился, то говорить что-то за или против не было смысла. Птиц остался. Был наречен Прохором.

Проха был кореш без проблем: ел практически все, что давали, даже вареное яйцо и тушеную капусту. Я ему каждый день ловила мух, мух он ценил. На балконе ему поставили большую картонную коробку с добротной корягой и листьями, в которую он забирался на ночь. Ну да, он гадил, конечно, — но только на гладком полу!
Папа, как главный специалист по дрессировке (не только куропаток), двумя-тремя затрещинами дал ему понять, что с кровати, диванов, ковра надо сойти сначала на линолеум, а потом уже ляпать свои шедевры. Невероятно, но факт: Проха приучился. Вот лежим с ним на кровати, я читаю книжку, а он, привалившись к моему боку, пух свой чистит. Вдруг встает, топчется-топчется — скок с кровати на пол, сажает там кляксу — и обратно, на кровать, ко мне под бочок. Обожал, когда солнечное пятно под окном появляется, сесть пузом на теплый пол и закемарить. При этом начинал заваливаться на бок, ноги из-под него по гладкому полу выезжали в сторону, и так он и валялся на боку, как кот какой-нибудь.

А один раз прихожу утром на кухню, застаю картину: сидит мама, на коленке у нее Прохор, она держит перед ним чашку, а он оттуда чего-то пьет. Оказалось — кооофе с молоком... Но не все коту масленица. У Прохора начали расти настоящие перья, и папа сказал:
"Его надо учить летать. Иначе он потом в лесу не выживет. "
Сказал — сделал. У Прохора начались тренировки. Против полетов птиц категорически возражал. С небольшой высоты он либо просто нехотя соскакивал, либо намертво цеплялся за руку когтями. Высота была увеличена. Тогда он наловчился, обдирая когтями поднятую вместе с ним руку, спускаться по ней вниз, на плечо, а уж быть спихнутым оттуда было не так страшно. С полетами не клеилось. И тут у Прохи стал расти гребешок.
"А, — сказал папа, — тогда это однозначно петух. Не знаю, что он делал в лесу, но это петух. А раз петух, то летать ему не обязательно... А вот драться учиться — НАДО! "
Надо — так надо. Тренировки перешли в партер. Проху дразнили ногой, а он на нее нападал. Это он делал с азартом и рвением, достигнув успехов. В результате успехов всем пришлось носить по два носка на каждой ноге — тогда синяков почти не было. В общем, при добротном питании и должном физическом воспитании через пару-тройку месяцев у нас был шикарный сторожевой петух вишнево-коричневой расцветки, с зелеными и синими перьями в хвосте, радостно орущий в 5 утра на балконе.
"Хм, — сказал папа, — а ведь ему теперь курица нужна! ".
Папа знает, что говорит. Нужна так нужна. И от знакомых из деревни была привезена молодая курица, такая же пестрая. Курицу привезли вечером, Проха уже спал на своей коряге в коробке. Правда, коробка уже стояла не на балконе, чтоб все-таки не улетел ненароком.

"Курицу надо подсадить к нему прям сейчас. Тогда утром они проснутся, как будто так и было. Иначе он ее побьет", — инструктировал папа.
В самом деле: утром Проха увидел незнакомую мадемуазель, тюкнул ее лишь пару раз по голове, обозначив, кто тут главный, и настала семейная идиллия. Только вечером нам надо было уйти допоздна, а когда мы пришли, то в квартире был полный разгром. Похоже, деревенская курица с полным отсутствием манер пыталась найти место для насеста. Она мирно дрыхла в ванной, на полочке перед зеркалом, сметя все, что там стояло, на пол. Убрав осколки и вытерев лужу туалетной воды, мама сказала:
"Или она, или я. "
Прохор и его молодая жена были отправлены в ссылку, в деревню к тому самому владельцу курицы. Мы были там потом, год спустя. Проха заматерел, еще увеличился в весе и размере, только одного глаза не было.
"Зато весь гарем — полностью его, — сказал хозяин, — он моего петуха тогда чуть не до смерти уделал, сам глаза лишился, но того вообще пришлось прирезать, чтоб не мучился. Чужие все сюда ходить боятся, хоть люди, хоть коты, про соседских петухов вообще речи нет. "
Без особой надежды на эффект, мама позвала его:
"Проша! ".
Он встрепенулся, прислушался — и вдруг каак припустит к ней, бегом! Прибежал, мы его погладили... На следующее утро смотрю — сидит папа у крыльца на корточках, протягивает Прохе на ладони хлеб. Проха как-то потоптался вокруг, потом примерился — взгромоздился на руку — клевать, как раньше... Хотя теперь он на руке еле-еле умещался и с трудом балансировал. Но ведь вспомнил! Вот зря говорят — "мозги куриные". А Проха, вот был индивидуум, личность куриной породы, не хуже кота.