[Осип]

Петька с детства был задиристым пацаном. Вся округа от него страдала: то нос однокласснику расквасит, то фонарь соседу под глаз поставит. И главное, всегда находил оправдание своим поступкам – мол, тот обзывался нехорошими словами, другой девчонок за косы дергал. Вроде бы, как и за дело от него получали, а все равно ребятам обидно было.

Да и мамки их переживали, а потому Петькина мама старалась обходить десятыми огородами всех обиженных её дитяткой. Конечно, дома с ним беседы вели, батя нет-нет от слов кидался в крайности, в том числе и за армейским ремнем. Петька стоически выдерживал домашнее воспитание, а наутро по дороге в школу вновь становился свидетелем каких-либо противоправных событий, и его душа не могла выдержать такой несправедливости.

Самое что интересное, ведь и старшие ребята старались с ним не связываться – не по годам крепким и сильным он рос. А в армии Петро попал в ВДВ! И теперь его умение драться носило практически профессиональных характер. Когда демобилизовался, в родном селе его встретили с опаской, особенно бывшие «друзья». Но Петя кроме того, что возмужал, еще и поумнел, теперь, прежде чем кулаками махать, пытался словесно дойти до истины. Даже подружился со своими школьными оппонентами.

Однажды с новым старым другом довелось ему картошку помогать копать соседке — бывшей, кстати, их учительнице. А учительница – уже бабушка, божий одуванчик, сразу предупредила своих бывших оболтусов:
— Вы, ребята, копайте с того края, от сарая не надо – там у меня курочки ходят, а с ними петух, больно задиристый. Когда кто-нибудь к сараю чужой подходит, сразу кидается клеваться — да так, что не отогнать.

Из сарая, словно поняв, что речь идет про него, появился петух – красоты неописуемой: сам золотисто-желтый, пышный хвост из зеленых, рыжих, сиренево-черных перьев, на голове мясистый ярко-красный гребень и клюв просто огромных размеров. Впрочем, шпоры у него были еще больше.

— А может, Марь Иванна, мы его вам сейчас поймаем, да в супчик потом его определите? – полюбовавшись на это чудо, предложил Петро. – Чего он всех обижает?
—Петр, ты неисправим! Ну не могу я такого красавца в расход пустить. Да он никого и не трогает, если к сараю не подходить.
— Марь Иванна, но от сарая ведь удобней начинать копать, картошку мы как к погребу от того края будем носить? Да и все равно нам и там копать, – подлил масла в огонь друг.
— Нет, я в ВДВ служил, а тут какого-то петуха буду бояться? – Петр, решительно закинув лопату на плечо, двинулся к сараю.

Петух, заметив движение в его сторону, оживился. Весь нахохлился, надулся как резиновый мячик, крыльями захлопал и пошел навстречу. Две секунды – и вот он уже сиганул десантнику на голову, тот уверенным движением руки схватил птицу за шею – ну, прям реальный бой! Хотел свернуть петуху шею, но вспомнил слова своей учительницы, просто отбросил подальше в сторону.

Петух скрылся в соседних кустах. Казалось, вот она – победа! Петр начал лихо копать картошку, подошел и дружок. Как вдруг сзади раздалось оглушительное кукареканье, шум крыльев, через секунды в пятую точку десантника всеми шпорами вцепился петух. Что тут началось! Петух рвет и мечет (а еще и клюет), Петр крутится, пытаясь скинуть этого бесноватого, другой копальщик лопатой пытается согнать птицу, но чаще попадет не по петуху, а по потерпевшему (никак, детские обиды он вспомнил).

Прибежала и Марь Иванна. Услышав ее голос петух, сразу же как-то обмяк. Хозяйка оторвала его от своего бывшего ученика, в когтях петуха торчали обрывки трико Петра…

О дальнейшей судьбе петуха нам неведомо, но тот — второй копальщик, потом долго и с удовольствием всем рассказывал, как два Петра огород не поделили. А картошку? Да как-то выкопали. Но потом еще долго по деревне байка ходила, как бабкин петух ВДВ-шнику штаны в клочья порвал...