[ezup]

Предисловие. В тексте нового цикла будут использованы следующие сокращения: АК – армейский корпус, АЗ — аэростат(ы) заграждения, ап (ад) – артиллерийский полк (дивизион), бад (бап) — бомбардировочная авиадивизия (полк), ВМБ — военно-морская база, ВО – военный округ, ВНОС – воздушное наблюдение, оповещение и связь, ВС — вооруженные силы, ГШ – Генеральный штаб, иад (иап) — истребительная авиадивизия (полк), КА – Красная Армия (Рабоче-Крестьянская Красная армия), КБФ — Краснознаменный Балтийский флот, КП (НП) – командный (наблюдательный) пункт, ЖБД – журнал боевых действий, зенап — зенитно-артиллерийский полк, зад — зенитно-артиллерийский дивизион, ЗФ — Западный фронт, МВО – Московский ВО, мк – механизированный (моторизованный) корпус, мд – моторизованная дивизия, НКО – Народный Комиссариат Обороны, НШ – начальник штаба, озад — отдельный зенитно-артиллерийский дивизион, пд (пп, пб) – пехотная дивизия (полк, батальон), рап – разведывательный авиаполк, РМ — разведывательные материалы, РО – разведывательный отдел, РУ – Разведывательное Управление ГШ КА, сад — смешанная авиадивизия, СЗФ – Северо-Западный фронт, сд (сп) – стрелковая дивизия (полк), СНК — Совет Народных Комиссаров, СФ — Северный флот, тд (тп, тбр) – танковая дивизия (полк, бригада), шап — штурмовой авиаполк, ШО – шифровальный отдел (отделение), ШТ — шифровка (шифротелеграмма), ЧВС – член Военного Совета, ЧФ — Черноморский флот, ЮЗФ — Юго-Западный фронт, ЮФ — Южный фронт.

Для сокращения объема излагаемого материала автор использовал следующие упрощения:


1) при цитировании текста документов и мемуаров введены вышеуказанные сокращения, что несколько искажает цитируемый текст. Например, авиадивизия (если она истребительная) заменялась на обозначение «иад», а разведывательная сводка — на «РМ»;

2) при описании частей и соединений использовались несвойственные им обозначения:

— для артиллерийского и зенитно-артиллерийского дивизионов;

— в германских ВС: сп (сб) — саперный полк (батальон), тд — бронетанковая дивизия, мд — пехотная дивизия (моторизованная);

Ранее публиковался цикл, состоящий из 10-ти частей, ссылки на которые приведены в конце статьи. Некоторые читатели обращались к автору с просьбой продолжить данный цикл или уточнить отдельные эпизоды. Вам будет представлено 12 новых частей по данной теме. Части получились объемными и, возможно, трудночитаемыми. Поэтому стоит для себя решить: нужно ли читать этот цикл? Те же, кто решится ознакомиться с новым материалом, познакомятся с некоторыми документами, которые особо не освещены или были искажены в книгах. Автор выражает признательность 38 читателям, которые откликнулись на его просьбу, а также тем, кто оказал помощь в поиске и предоставлении информации. Спасибо вам, люди! Убедительная просьба к тем, кому понравится материал: ставить звездочки только в последней части.

Часть представляемого материала в новом цикле частично была рассмотрена ранее автором. Поскольку к циклу могут присоединиться новые пользователи, то автор считает необходимым повторить вкратце отдельные фрагменты ранее изложенного материала. Для подтверждения своей точки зрения автором будет представлено большое количество материала. Ранее изложенный материал будет дополнен воспоминаниями ветеранов и выдержками из РМ. Поскольку в свободном электронном доступе отсутствует немало материалов, то автор будет сопровождать отдельные события, которые не имеют подтверждения ни в документах, ни в мемуарах словами «вероятно».

Ввиду недостатка времени на ваше рассмотрение первой представляется часть «Вдали от границ», которая должна была быть пятой. Кроме первых трех частей, практически весь материал подготовлен. Поэтому автор просит прощения за задержку первых частей, которые выйдут не к 22 июня, а где-то в первой декаде июля. В этих частях мы рассмотрим вновь информацию, предоставленную разведкой, поскольку действия советских военачальников до 22.6.41 непосредственно связаны с имеющимися у них РМ. Далее будут представлены сообщения о ВМФ, ПВО и приграничных ВО (в виду большого объема материала для КОВО и ЗапОВО – им будет уделено по две части).

Закрытость большого количества документов, относящихся к событиям предшествующим 22.6.41, заставляет некоторых писателей делать выводы исходя из своего опыта (военного в том числе), дополняя эти события своими соображениями. Они пытаются связывать между собой разные документы. А можно ли распространять свой опыт на предвоенное время? А можно ли связать разные документы между собой? Они не особо задумываются... Может быть, это из-за того, что это их бизнес и средство самоутверждения?..

Нам подсовывается версия о предательстве советских генералов. Малоизвестным фактом является то, что данная версия планируется к массовому «вбросу» ближе к угрожаемому периоду, с тем чтобы «посеять» недоверие к своим генералам. Такая же версия подготовлена и в части разведки. Цель — посеять недоверие к российской разведке, вызвать опасение обывателей о возможном необнаружении подготовки вероятного противника к массовому ядерному удару. Из страха уничтожения вызвать последующее неповиновение и массовые беспорядки для дезорганизации всех государственных систем. Многие книги, доступные читателям, говорят о том, что «разведка докладывала точно». Однако анализ имеющихся РМ показывает совершенно обратную ситуацию. Следует сказать, что разведка в тот период принесла сведения, которые смогла раздобыть…

Вам будет представлено немало выдержек из воспоминаний ветеранов, но, к сожалению, нельзя всему верить без дополнительных проверок. По разным причинам информация может быть искажена. Автор согласен с мнением пользователя Сергея: «Ответы комдивов… ну, что они в своих ошибках признаваться будут?!.» Мы увидим, что некоторые события в мемуарах искажены. Причины этого автору неинтересны. Следует доверять только тем воспоминаниям, которые дублируются разными людьми или документами. Хотя это тоже не гарантирует абсолютную достоверность...

Автор советует обратить внимание на повторяемость отдельных событий в разных ВО, соединениях и, наоборот, отсутствие идентичности отдельных событий в ВО. Это свидетельствует, что отдельные события не выполняются по некой единой Директиве из Москвы, а являлись личной инициативой командиров разных рангов. Материалы, которые будут представлены Вам, подтверждают это...

Большое количество начальников и руководителей в СССР знали, что война с гитлеровской Германией неизбежна. Почему не все? Рассмотрим мнение одного из этих командиров, часть которого дислоцировалась на границе.

А.И.Гребнев (ПрибОВО, командир 374 сп 128 сд): «Никто даже не думал о войне с Германией. Мы были вообще очень мирно в отношении Германии настроены. Мы ее считали добрым соседом, лояльно соблюдающим договор о ненападении…» Это мнение не единственное...

С конца 1940 года разведками назывались и предсказывались разные сроки начала войны, а ее все не было. КА неоднократно готовилась к удару гитлеровских войск, а ударов все не происходило. В материалах статьи автор попытается обосновать две свои версии:

1) начало полномасштабной войны именно 22 июня не ожидало высшее руководство КА (нарком обороны, начальник ГШ и некоторые другие лица), т.е. для этих людей полномасштабная война 22 июня началась неожидано;

2) реальные боевые действия немцев в первые дни войны отличались от видения высших советских военноначальников на действия противника в начальный период войны;

3) существовало определенное количество событий, которые были связаны с подготовкой войск к войне, и которые являлись личной инициативой отдельных военноначальников или групп людей.

Нарком обороны СССР С.М.Тимошенко ничем особенным не проявил себя накануне 22.6.41 и на фронтах Великой Отечественной войны. Ситуация с ним весьма напоминает ситуацию с генералом Ф.И.Кузнецовым.

Накануне войны ПрибОВО во главе с командующим войсками Ф.И.Кузнецовым и НШ П.С.Кленовым пытался подготовиться к нападению германских войск. Скажем так, он готовился к военным действиям лучше, чем остальные ВО. А командуя войсками в Крыму тот же человек (Ф.И.Кузнецов) не пытается также подготовить свои войска к похожему удару противника. Не проявляет никакой инициативы… Также ведет себя и т.Тимошенко во время Харьковской операции, приведшей к разгрому крупной группировки советских войск…

Б.В.Витман (попал в плен под Харьковом): «Подъехало несколько легковых машин. Из них вышли щеголеватые эсэсовские офицеры с кокардами в виде черепа на фуражках. Один из них, окинув взглядом огромную массу пленных и гору трофеев, сказал, обращаясь к остальным: «Жаль, что маршал Тимошенко не присутствует при этом. В знак благодарности за такой весомый вклад в нашу победу фюрер зарезервировал ему рыцарский крест!..»

С.М.Буденный (первый заместитель наркома обороны СССР): «На оборонительном рубеже (р. Днепр и Зап. Двина) кипела работа по укреплению обороны, и войска осели на всей линии обороны… Я возвратился из Смоленска, где проводил всю ночь совещание с областными работниками, в 7 часов утра и обнаружил у себя на квартире завтракающих тт.Тимошенко, Мехлиса и Шапошникова, первые двое из Москвы, последний из Минска, приехали на машинах. После завтрака я доложил им об обстановке на фронте и что противник будет наступать из Лепеля на Оршу. Поэтому наши войска, опираясь на прочную оборону, должны разбить группу Гудериана… Тов.Тимошенко заявил мне, что он назначен командующим фронтом, а я его заместителем и фронт переименован из Особого в Западный. А также добавил, что он сам перейдет в наступление против группы Гудериана…

[20-50 21.6.41 г.] Сталин сообщил нам, что немцы, не объявляя войны, могут напасть на нас завтра, т.е. 22 июня… Что мы должны и можем предпринять сегодня же и до рассвета завтра 22.6.41г. Тимошенко и Жуков заявили, что если немцы нападут, то мы их разобьем на границе, а затем на их территории. И. Сталин подумал и сказал: «Это несерьезно»…

В 4-01 22.06.41 мне позвонил нарком тов. Тимошенко и сообщил, что немцы бомбят Севастополь и нужно ли об этом докладывать товарищу Сталину? Я ему сказал, что немедленно надо доложить, но он сказал:«Звоните Вы!» Я тут же позвонил и доложил не только о Севастополе, но и о Риге, которую немцы также бомбят. Тов. Сталин спросил: «А где нарком?» Я ответил: «Здесь со мной рядом…» Тов. Сталин приказал передать ему трубку…»

Версия начальника ГШ о звонке Сталину совершенно иная, а версия наркома ВМФ – третья. Все версии отличаются между. Поэтому ни одной из них верить нельзя – нет доказательств. Однако следует учесть тот факт, что на финальном этапе разгрома советских войск под городом Харьков С.М.Тимошенко также «выпал» из связи с высшим командованием КА… Вероятно, к началу войны он был не на своем месте, как и многие другие военноначальники… Но что-то предвидеть сам в ночь на 22.6.41, по мнению автора, он был не способен…

Начальник ГШ. Неумелое первое применение мото-танковых войск в Монголии... Похвала в мемуарах докладу Павлова на совещании высшего комсостава в декабре 1940 года свидетельствует о непонимании им роли подвижных группировок. Сценарии военных игр с продвижением германских войск на глубину 150-250 км за 12-15 дней, которые должны были быть согласованы (утверждены) Г.К.Жуковым. Признание данное им в своих мемуарах: «Многие руководящие работники НКО и ГШ слишком канонизировали опыт Первой мировой войны. Большинство командного состава оперативно-стратегического звена, в том числе и руководство ГШ, теоретически понимало изменения, происшедшие в характере и способах ведения Второй мировой войны. Однако на деле они готовились вести войну по старой схеме, ошибочно считая, что большая война начнется, как и прежде, с приграничных сражений, а затем уже только вступят в дело главные силы противника. Но война, вопреки ожиданиям, началась сразу с наступательных действий всех сухопутных и воздушных сил гитлеровской Германии…

Внезапный переход в наступление всеми имеющимися силами, притом заранее развернутыми на всех стратегических направлениях, не был предусмотрен. Ни нарком, ни я, ни мои предшественники Б.М.Шапошников, К.А.Мерецков, ни руководящий состав ГШ не рассчитывали, что противник сосредоточит такую массу бронетанковых и моторизованных войск и бросит их в первый же день компактными группировками на всех стратегических направлениях. Этого не учитывали и не были к этому готовы наши командующие и войска приграничных ВО…»

21.6.41 г. из ПрибОВО направляется ШТ: «Начальнику ГШ КА. Военсовет управляет войсками с КП – Панежевис, и не имеет прямого провода с Москвой. ШО работают в штате мирного времени при некомплекте в 50% по военному времени. Обработка документов задерживается – донесения запаздывают… Прошу:

1) Предоставить прямой провод Москва–Паневежис круглосуточно.

2) довести количество шифровальщиков штабов округа и армий до штатов военного времени.

3) отпустить четыре прибора 13-4 с тем чтобы иметь в штаокре положенные 3 прибора и в штармах по два. Кленов»

В 4-00 22.6.41 г. направляется ШТ по средствам связи: «Начальнику ГШ КА. Слабыми местами связи округа, могущими вызвать кризис, являются:

1. Слабость фронтовых и армейских частей связи по численному составу и мощности относительно своих задач.

2. Необорудованность узлов связи армии и фронта.

3. Недостаточная развитость проводов из паневежисского и двинского узлов связи.

4. Отсутствие средств связи для обеспечения тыловой связи.

5. Слабая обеспеченность имуществом связи окружных, армейских частей связи и ВВС.

Прошу: 1. Разрешить частичное отмобилизование фронтовых и армейских частей связи, отмобилизовав полки связи, линейные батальоны, эксплуатационные роты и эскадрильи связи.

2. Отпустить средства оборудования узлов связи: паневежисского – провода железного – 70 т, кабеля подземного – 10 км…

5. Для обеспечения корпусных, армейских, окружных частей связи и ВВС выделить минимум: аппаратов «БОДО» – 10 шт., СТ-35 – 36 шт., кабеля телеграфного – 2393 км… Кленов»

По распределению обязанностей начальник ГШ курировал в числе прочих и Управление связи КА и обязан был знать сроки развертывания подразделений и частей связи, схемы связи. Связь была «ахиллесовой пятой» всех штабов… Возможно, это была одна из недоработок и недопонимания действия войск в современной войне… Связь осталась в штатах мирного времени, большое количество средств связи так и остались на складах... Или, все же, Г.К.Жуков не ожидал начало полномасштабной войны 22 июня?

А.М.Василевский (зам.начальника оперативного отдела ГШ): «…Исходя при разработке плана… из правильного положения, что современные войны не объявляются, а они просто начинаются уже изготовившимися к боевым действиям противником... Правильных выводов… для себя руководство нашими ВС и ГШ не сделало… План по старинке предусматривал так называемый начальный период войны продолжительностью 15-20 дней от начала военных действий до вступления в дело основных войск страны, на протяжении которого войска эшелонов прикрытия..., развернутых вдоль границ, своими боевыми действиями должны были прикрывать отмобилизование, сосредоточение и развертывание главных сил наших войск. При этом противная сторона, т.е. фашистская Германия с ее полностью отмобилизованной и уже воюющей армией, ставилась в отношение сроков, необходимых для ее сосредоточения и развертывания против нас, в те же условия, что и наши ВС…».

Командующий войсками КОВО генерал-полковник М.П.Кирпонос высказал похожее мнение за несколько дней до войны: «С момента объявления мобилизации до начала активных действий крупных сил на границе пройдет некоторое время. В Первую мировую войну это время измерялось неделями, в современных условиях оно, безусловно, резко сократится. Но все же несколькими днями мы будем, очевидно, располагать…»

Вдали от границ. Рассмотрим воспоминания ветеранов о том, как они встретили известие о начале войны.

К.А.Мерецков (заместитель НКО по боевой подготовке): «Меня вызвал к себе… нарком обороны… Слова наркома непривычно резко и тревожно вошли в мое сознание. С.К.Тимошенко сказал тогда:«Возможно, завтра начнется война! Вам надо быть в качестве представителя Главного командования в ЛВО. Его войска вы хорошо знаете и сможете при необходимости помочь руководству округа. Главное — не поддаваться на провокации». «Каковы мои полномочия в случае вооруженного нападения?» — спросил я.

— Выдержка прежде всего. Суметь отличить реальное нападение от местных инцидентов и не дать им перерасти в войну. Но будьте в боевой готовности. В случае нападения сами знаете, что делать…

НКО к исходу 21 июня стала ясной неизбежность нападения фашистской Германии на СССР в следующие сутки. Нужно было побыстрее оповестить войска и вывести их из-под удара, перебазировать авиацию на запасные аэродромы, занять войсками 1-го эшелона рубежи, выгодные для отражения агрессора, начать вывод в соответствующие районы 2-х эшелонов и резервов, а также вывести в намеченные районы окружные и войсковые штабы, наладив управление войсками. Следовало предпринять еще ряд неотложных мероприятий по повышению боевой готовности войск.

К сожалению, в оставшиеся до начала войны 5-6 часов НКО и ГШ не сумели решить этой задачи. Только в 00-30 22 июня из Москвы была передана в округа директива о приведении войск в боевую готовность. Пока директива писалась в Москве и отправлялась в войска, прошло много времени, и началась война. Лишь нарком ВМФ, его штаб и командование ОдВО поступили более оперативно, отдав краткое распоряжение флотам и войскам по телефону и телеграфу... Запоздалое оповещение ВО и войск поставило приграничные округа в невыгодные, тяжелые условия, и в конечном счете явилось одной из причин наших неудач в начальный период Великой Отечественной войны…»

С.М.Штеменко (подполковник, оперативное управление ГШ. С 11.1948 по 6.1952 – начальник ГШ):«Фашистской Германии удалось использовать элемент внезапности… Ситуацию еще более усложнило то, что своевременно не были отданы единые для ВС распоряжения о полной боевой готовности. Войска (кроме флота и соединений ОдВО) не успели поэтому занять предусмотренные планом оборонительные позиции, сменить аэродромы, поднять самолеты в воздух, осуществить другие необходимые в той обстановке мероприятия.

Нельзя забывать и об ошибках в определении порядка действий и силы первоначальных ударов врага. Высшее советское командование предполагало, что противник не станет вводить сразу все силы на всем советско-германском фронте и это позволит сдержать агрессора, используя войска так называемого прикрытия. Но война развернулась не так: гитлеровские захватчики ринулись вперед ударными группировками войск на всем протяжении западной границы нашего государства. Отбить этот удар силами, расположенными в пограничной зоне, к тому же не вполне готовыми к немедленным действиям, мы не смогли. Просчеты и упущения в подготовке войск к отражению первого удара немецко-фашистских захватчиков, бесспорно, осложнили наше положение при вступлении в единоборство с… машиной гитлеровской Германии…»

Н.Г.Кузнецов (нарком ВМФ): «В те напряженные дни ко мне зашел заместитель начальника ГШ Н.Ф.Ватутин. Он сказал, что внимательно читает наши оперативные сводки и докладывает их своему начальству. Ватутин обещал немедленно известить нас, если положение станет критическим. Мы решили однако больше не ждать указаний, начали действовать сами. КБФ 19 июня был переведен на оперативную готовность №2. Это в какой-то мере оберегало его от всяких неожиданностей. На СФ было спокойнее, чем на Балтике, но и его мы перевели на ту же готовность. 18 июня из района учений в Севастополь вернулся ЧФ и получил приказ остаться в готовности №2…

Субботний день 21 июня прошел почти так же, как и предыдущие, полный тревожных сигналов с флотов. Перед выходным мы обычно прекращали работу раньше, но в тот вечер на душе было неспокойно, и я позвонил домой:«Меня не ждите, задержусь…» Затишье царило и в столичных учреждениях. В обычные дни после 18 часов наступала обеденная пора: руководители разъезжались по домам — часа на три, чтобы потом сидеть на работе до глубокой ночи. Но в субботу многие уезжали за город. Деловая страда спадала. В тот вечер было как-то особенно тихо. Телефон совсем не звонил, будто его выключили. Даже такие «беспокойные» наркомы, как В.А.Малышев и И.И.Носенко… не напоминали о себе вопросом, ставшим уже привычным в последнее время: «Как дела?..»

Мои размышления прервал заместитель начальника Главного морского штаба В.А.Алафузов. Как всегда, он пришел с вечерним докладом. Обстановка как будто не изменилась: по-прежнему была очень беспокойной на Балтике, на Черном море — спокойнее; на Севере не происходило ничего особенного... Снова оставшись один, я позвонил Наркому обороны. «Нарком выехал», — сказали мне. Начальника ГШ тоже не оказалось на месте...

Почему нет никакой информации сверху? Нарком обороны и ГШ из наших оперсводок знают, что флоты приведены в повышенную готовность. ГШ по своей линии таких мер не принимает, и нам не говорят ни слова. В 20-00 пришел М.А.Воронцов, только что прибывший из Берлина. В тот вечер Михаил Александрович минут пятьдесят рассказывал мне о том, что делается в Германии. Повторил: нападения надо ждать с часу на час. «Так что же все это означает?» — спросил я его в упор. «Это война!» — ответил он без колебаний…»

М.М.Попов (командующий ЛВО): «В десятых числах июня была получена директива наркома обороны, которой назначалась… комиссия под председательством командующего ЛВО с возложением на нее задач выбора площадок для строительства аэродромов для базирования истребительной и бомбардировочной авиации по берегам Баренцева моря… До работы комиссии [пришлось] провести намечавшуюся ранее по плану… полевую поездку по частям 14 армии…

[Уже в Мурманске] к концу нашей встречи А.Г.Головко сообщил, что миноносец, выделенный для комиссии по выбору аэродромов, на котором я должен был отправиться, к выходу в море готов, и предложил уточнить время этого выхода…
Не лежала душа, как говорится, к этому расставанию с сушей почти на месячный срок… После некоторых размышлений было найдено разумным доложить ему [наркому обороны] по телефону наши настроения. И вот нарком на проводе. Короткий доклад об обстановке на сухопутной границе, на море и в воздухе и откровенное заявление, что в этих условиях выход в море нецелесообразен.

«Хорошо, что позвонил, — прозвучал в трубке голос наркома. — Выход в море пока отложим. Немедленно возвращайся в Ленинград». Присутствовавшие при этом разговоре с наркомом — комфлота и командарм — усмотрели в отмене выхода в море некоторое подтверждение нашим опасениям. «В воздухе пахнет грозой», — пропел А.Г.Головко и тут же по телефону подал команду отменить выход в море миноносца…»

А если бы командующий ЛВО не позвонил и ушел в море надолго? Выходит не ждал нарком обороны 18-19 июня войну с участием войск ЛВО? А если ждал, как он мог направить ком.войсками в третьестепенную поездку?..

А.А.Новиков (командующий ВВС ЛВО): «В субботу вечером, когда я закончил все дела, в кабинет, вошел начальник ГУ обучения, формирования и боевой подготовки ВВС КА генерал А.В.Никитин.

— Хорошо, что вы вернулись, — сказал Алексей Васильевич.- Я закончил инспекционную поездку по авиачастям округа и завтра вылетаю в Архангельск. Отчет мой готов, он будет передан вам. В общем, дела у вас идут неплохо, но мне хотелось бы кое о чем устно проинформировать вас, Александр Александрович. Есть вопросы, которые лучше всего утрясти в личной беседе.

Я хотел было сказать Никитину, что уже не являюсь командующим ВВС округа, но передумал: с таким вдумчивым, хорошознающим свое дело человеком, как Алексей Васильевич, всегда полезно побеседовать с глазу на глаз… Разговор наш затянулся. В конце беседы я спросил Никитина как человека более осведомленного, что слышно на других участках нашей западной границы и как там, в верхах, оценивают ситуацию, сложившуюся в приграничных ВО. В ответ Алексей Васильевич сделал неопределенный жест руками.

- А впрочем, попытаемся узнать, — сказал он. — Закажите мне разговор с Москвой. Через несколько минут Никитин разговаривал с начальником Главного Управления ВВС КА генералом П.Ф.Жигаревым. Разговор был недолгим. Никитин доложил, что дела в Ленинграде закончил, и спросил, должен ли он ехать в Архангельск или вернуться в Москву. По выражению лица Алексея Васильевича я понял, что Жигарев удивлен таким вопросом. «Ну, вот», — выслушав ответ начальства, сказал Никитин, — «приказано немедленно лететь в Архангельск… Был на исходе первый час ночи [22.6.41 г.]… Мы вышли из штаба округа… и разъехались в разные стороны...»

Н.Д.Яковлев: «21 июня около 14 часов приехал в Москву. Буквально через час уже представлялся наркому обороны... С.К.Тимошенко. В кабинете наркома как раз находился начальник ГШ генерал армии Г.К.Жуков. Мы тепло поздоровались. Но С.К.Тимошенко не дал нам времени на разговоры. Лаконично предложил с понедельника, то есть с 23 июня, начать принимать дела от бывшего начальника ГАУ... Г.И.Кулика. А уже затем снова явиться к нему для получения дальнейших указаний.

Во время нашей короткой беседы из Риги как раз позвонил командующий войсками ПрибОВО генерал Ф.И.Кузнецов. Нарком довольно строго спросил его, правда ли, что им, Кузнецовым, отдано распоряжение о введении затемнения в Риге. И на утвердительный ответ распорядился отменить его.

Продолжения этого телефонного разговора я уже не слышал, так как вышел из кабинета наркома и из его приемной позвонил Г.И.Кулику. Тот согласился начать сдачу дел с понедельника, а пока предложил к 20 часам приехать в ГАУ и неофициально поприсутствовать на совещании, связанном с испытаниями взрывателей к зенитным снарядам.

Была уже глубокая ночь, а совещание все продолжалось. Теперь высказывались военные и гражданские инженеры… Г.И.Кулик не вмешивался, сидел молча, с безразличным выражением на лице. Я тоже вскоре потерял в потоке жарких слов нить обсуждения… Так проспорили до начала четвертого утра 22 июня. А вскоре последовал звонок по «кремлевке». Кулик взял трубку, бросил в нее несколько непонятных фраз. Со слегка побледневшим лицом положил ее на рычаги и жестом позвал меня в соседнюю комнату. Здесь торопливо сказал, что немцы напали на наши приграничные войска и населенные пункты, его срочно вызывают в ЦК, так что мне теперь самому надо будет вступать в должность начальника ГАУ…

Я остался один в кабинете начальника ГАУ… Никого из личного состава в управлении, кроме дежурных, не было. Между тем за окнами светало, и, если принять во внимание сказанное Куликом, шла война. А телефоны молчат. Позвонил сам наркому, затем — начальнику ГШ. Пробовал связаться с Н.Ф.Ватутиным, Г.К.Маландиным. Словом, со всеми, кого знал по работе в КОВО. Все в ЦК. Что же делать?.. Вызвал недоумевающего дежурного, объявил ему, что являюсь новым начальником ГАУ, и потребовал от него список руководящего состава управления. Он еще больше смутился, когда я распорядился вызвать на 10 часов своих заместителей. На неуверенное напоминание, что сегодня же воскресенье, резковато подтвердил свое распоряжение. Дежурный вышел. Ровно в 10-00 ко мне зашли генералы В.И.Хохлов, К.Р.Мышков, А.П.Байков, П.П.Чечулин, комиссар И.И.Новиков. Объявил им о вступлении в должность, познакомился и передал, что сегодня рано утром немецко-фашистские войска без объявления войны напали на нашу Родину. Это сообщение буквально ошарашило моих заместителей... Но личные эмоции — потом. Потребовал от генерала А.П.Байкова, ведавшего организационными вопросами, показать мне план ГАУ. Но оказалось, что этот план хранится в ГШ у генерала П.А.Ермолина. Приказав заместителям вызвать весь личный состав на службу, поехал в ГШ к генералу Ермолину…»

А.В.Хрулев (главный интендант РККА): «Когда началась война, я был дома, и в этот день меня никто и никуда не вызвал. До 21 июня никаких указаний я не получал, и 22 июня я тоже ничего не получил. О фашистском нападении узнал по радио. И затем в течение двух суток я никуда не приглашался и сам никуда не ходил…»

Н.Н.Воронов (начальник ГУ ПВО): «19 июня… я вступил в должность начальника Главного управления ПВО… Война надвигалась с каждым часом — об этом сигнализировали донесения с границы, сводки ВНОС, сообщения о перелетах немецких самолетов. А в НКО обращали мало внимания на угрожающие симптомы… Было ясно, что ГШ не рассчитывал, что война может начаться в 1941 году... Не без ведома ГШ средства механической тяги в это время изымались у артиллерийских частей и использовались на строительстве УР вдоль новой западной границы…

За несколько дней до начала войны я случайно встретился в Москве с командующим войсками БОВО Д.Г.Павловым: «Как у вас дела?».

— Войска округа топают на различных тактических батальонных и полковых учениях, — ответил Павлов. — Все у нас нормально. Вот воспользовался спокойной обстановкой, приехал в Москву по разным мелочам. В таком благодушном настроении находился командующий одним из важнейших приграничных ВО…

Широкая сеть постов ВНОС подробно сообщала обо всех полетах немецких разведывательных самолетов над территорией наших приграничных округов. Эти данные наносились на специальные карты и немедленно докладывались в ГШ. Очень часто нам отвечали:«Уже знаем. Не беспокойтесь»…

Утром 21.6.41 года по пути на службу я раздумывал, как распланировать субботний вечер и воскресный день, чтобы и поработать над докладной запиской и вместе с тем возможно лучше отдохнуть… День прошел, как обычно, в потоке текущих дел. К начальству попасть не удалось, меня обещали принять с докладом только в понедельник или вторник... К концу дня получили приказание, чтобы все ответственные работники находились в своих служебных кабинетах до особого распоряжения.

Поздно вечером по службе ВНОС стали поступать сообщения с западных границ о том, что в расположении немцев слышится усиленный шум моторов в различных направлениях… Мы передали сведения в ГШ. Тем не менее никаких новых распоряжений не поступало. Всю ночь мы не спали. Вести с границ поступали все более тревожные. Около четырех часов получили первое сообщение о бомбежке вражеской авиацией Севастополя. Вскоре через ВНОС поступили сведения о воздушных налетах на Виндаву и Либаву. Я позвонил наркому обороны С.К.Тимошенко и попросил принять меня немедленно по особо важному делу. Через несколько минут я уже был у него с данными о бомбежках целого ряда наших городов. В кабинете наркома находился и начальник Главного политического управления Л.3.Мехлис.

Я доложил все имевшиеся в моем распоряжении данные о действиях авиации противника. Не высказав никаких замечаний по моему докладу, нарком подал мне большой блокнот и предложил изложить донесение в письменном виде. Когда я писал, за спиной стоял Мехлис и следил, точно ли я излагаю то, что говорил. После того как я закончил, Мехлис предложил подписаться. Я поставил свою подпись, и мне разрешили продолжать исполнять текущие обязанности.

Я вышел из кабинета с камнем на сердце. Меня поразило, что в столь серьезной обстановке народный комиссар не поставил никакой задачи войскам ПВО, не дал никаких указаний. Мне тогда показалось: ему не верилось, что война действительно началась...

Вбежала дежурная по ГАБТУ, расположенному по соседству... Встревоженная, бледная, она сказала, что в секретном ящике бронетанкового управления лежит большой пакет со многими сургучными печатями и надписью: «Вскрыть по мобилизации». Дежурная спрашивала, что делать? Никакой мобилизации не объявлено, но война-то уже идет... Я посоветовал вскрыть пакет и действовать согласно указаниям документа. В срочном порядке вызвать генералов и офицеров. В нашем управлении большинство командиров уже были на своих местах...»

В середине июня 1941 года командующий ЗапОВО генерал Павлов в «благодушном настроении» и ни нарком, ни начальник ГШ на это обратили внимание. Ни провели ему «накрутку», ни объяснили ему о близости войны, ни доложили о таком преступном поведении командующего ВО Сталину… Возможно, они сами находились в таком же состоянии? Получается, что ничего серьезного не ожидали в ночь на 22-е июня ни только в ГАБТУ, но и в самом ГШ, в Главном Управлении ВВС, в ГАУ и т.д.

Н.И.Галич (начальник управления связи НКО): «Почему же в первые же дни войны проводные средства связи, подготовленные с достаточной тщательностью, далеко не полностью выполнили свою задачу, особенно в звене штабы армий — подчиненные соединения?.. Основная причина заключалась в том, что многие штабы армий, и даже штаб ЗФ, не успели занять КП с оборудованной связью, а подчиненные соединения — выйти в исходные районы развертывания, где для них также была подготовлена проводная связь…

С началом Отечественной войны слабость промышленной базы производства средств связи отрицательно сказалась на обеспечении управления войсками. Ошибка предвоенных лет имела серьезные последствия почти на всем протяжении войны… Дело в том, что основная масса поступавшего перед войной на вооружение нового имущества связи, совершенно естественно, выделялась в пограничные ВО и закладывалась в склады с тем, чтобы в мобилизационный период части и соединения можно было оснастить в достаточном количестве качественной материальной частью связи. Внутренние военные округа имели очень низкий процент обеспеченности средствами связи. Но ввиду того что планомерность отмобилизования, сосредоточения и развертывания в пограничных округах была фактически сорвана вторжением армии противника, имущество мобилизационного резерва, а частично и неприкосновенный военный запас в большинстве своем были потеряны на складах ВО и частей. В лучшем случае это имущество использовалось беспланово…»

Д.Ф.Устинов (нарком вооружений, с 1976 министр обороны СССР): «На рассвете 22 нюня у меня в квартире зазвонил телефон. Сняв трубку, я услышал голос Н.А.Вознесенского:«Говорит Вознесенский, война, Дмитрий Федорович. Германские войска перешли нашу границу. Война. Прошу прибыть ко мне...»

А.И.Шахурин (нарком авиационной промышленности): «В два часа ночи в воскресенье 22 июня 1941 года я выехал с работы... Приехав на дачу, я не спеша помылся, поужинал и около четырех часов утра лег спать, надеясь поспать часов шесть. Но уже вскоре меня поднял звонок правительственного телефона.

— Товарищ Шахурин, — услышал я голос Молотова, — началась война. Фашистские войска вероломно напали на наши западные границы… Срочно приезжайте в наркомат. Я позвонил дежурному по наркомату. Передал ему слова Молотова и попросил немедленно вызвать всех заместителей и начальников главков…»

П.Н.Горемыкин (нарком боеприпасов): «Войну я встретил в 4-20 в здании… где размещалось ГАУ. Там под председательством начальника ГАУ, заместителя наркома обороны… Кулика заседала комиссия по вопросам наращивания мобилизационных мощностей по боеприпасам. В комиссию, кроме меня, входили нарком черной металлургии Тевосян, нарком цветной металлургии Ломако, заместитель председателя Госплана СССР Борисов и ряд работников ГШ и ГАУ. На этом заседании обсуждались разные проблемы об увеличении выпуска боеприпасов и их размещении по ВО. Очень резко были поставлены вопросы генералом армии Г.К.Жуковым. Он говорил о необходимости существенной доработки мобилизационного плана по боеприпасам, имея в виду увеличение цифровых заданий… Раздался звонок от помощника Сталина Поскребышева. Он сообщил, что немцы бомбят наши города. Получив еще какие–то известия, Кулик поднялся со своего места и сказал: «Я покидаю вас, вести заседание будет генерал–лейтенант Н.Д.Яковлев, который назначен начальником ГАУ. Заседайте и все вопросы теперь решайте с ним…»

И.В.Ковалев (зам.наркома госконтроля СССР по железнодорожному транспорту): «Начало войны застало меня в Наркомате государственного контроля, в моем рабочем кабинете. 22 июня 1941 г., как и последующие три дня, сотрудники Наркомата государственного контроля, пребывали в каком–то неопределенном положении. Каждый чувствовал, что война словно лавина вторгается в наш дом, что надо что-то делать, а что именно, никто не знал. Наркому и начальнику Главпура (его назначили на этот пост 21 июня) Мехлису было не до нас. Мы с Поповым, заместителями наркома, были дезориентированы…»

И.Т.Пересыпкин (нарком связи): «Накануне Великой Отечественной войны 19 июня 1941 года меня вызвал к себе И.В.Сталин… Когда я вошел в кабинет, Сталин еще несколько минут ходил, потом подошел ко мне, поздоровался и сказал: «У вас неблагополучно с подбором и расстановкой кадров в Прибалтийских республиках. Поезжайте и разберитесь». После этих слов он повернулся и направился в своему рабочему столу, из чего я сделал заключение, что разговор окончен. Еще несколько минут я стоял в недоумении, а потом спросил:«Разрешите идти?»

— Идите, — ответил он, не поднимая головы от бумаг, которые он уже рассматривал…

Вернувшись из Кремля в Наркомат связи и посоветовавшись со своими заместителями, мы наметили людей, которые должны были поехать вместе со мной. Всем им приказали быстро подготовиться к отъезду. Однако наша поездка задержалась. На следующий день, в пятницу 20 июня, состоялось заседание СНК, на котором присутствовал и я. Это заседание вел И.В.Сталин, который к тому времени был уже Председателем СНК. В ходе заседания возникла необходимость создать комиссию для подготовки проекта решения по какому-то вопросу повестки дня. Для включения в состав комиссии были названы фамилии, в том числе и моя, которую предложил Сталин. Срок представления комиссией решения в правительство был установлен — 21 июня. Это дало мне право предположить, что моя поездка в Прибалтику автоматически откладывается на два дня. Во второй половине следующего дня проект решения был подготовлен и подписан. После этого, поработав в наркомате часа два, я уехал за город. Был уже субботний вечер, и мне в голову пришла мысль, что в воскресенье в Прибалтике нам делать нечего, так как в этот день все отдыхают. Словом, я отложил свою поездку до следующего дня. Когда я приехал к себе на дачу, мне позвонил А.Н.Поскребышев и сказал: «Позвоните товарищу Сталину по такому-то телефону». Немедленно набираю указанный номер телефона.

— Вы еще не уехали? — спросил меня Сталин.

Я пытался ему объяснить, что по его поручению работал в комиссии, но он меня перебил и снова задал вопрос:«А когда вы выезжаете?» Мне уже ничего не оставалось, как ответить:«Сегодня вечером». Он положил трубку, а я стал думать, как сегодня же уехать из Москвы… Позволил в Наркомат путей сообщения и попросил прицепить наш вагон к поезду Москва-Вильнюс. Потом позвонил к себе на работу и приказал, чтобы все, кто должен ехать со мной в Прибалтику, были у поезда к моменту его отправления. Сам же стал собираться на вокзал, ведь поезд отправлялся в 23 часа…

Все собрались вовремя, разместились в отдельном вагоне и отправились в путь... Проснулись уже в Орше. К нам в вагон пришел какой-то связист, спросил Омельченко и вручил ему телеграмму непонятного содержания. Пожав плечами, Омельченко передал ее мне, и я прочел: «Связи изменением обстановки не сочтете ли вы нужным вернуться в Москву». Текст был непонятным, но непонятнее всего было то, что телеграмма была за моей подписью — Пересыпкин.

Мы терялись в догадках, что бы это могло значить. Я спросил связиста, доставившего телеграмму, он оказался начальником местной конторы связи:«Что случилось?» Удивленный еще больше меня, он ответил: «А разве вы не знаете? Началась война…

Как поступить мне? Продолжать или прервать начатую поездку? Обстановка резко изменилась, началась война, я был твердо убежден, что в этот ответственный момент мне важнее всего находиться в Москве, однако только накануне вечером была подтверждена необходимость моей командировки. Может быть, для этого были какие-то важные соображения?

Из кабинета начальника вокзала, по железнодорожной связи, я позвонил в Москву и попросил своего заместителя Попова переговорить с К.Е.Ворошиловым, который в то время занимался вопросами Наркомата связи, как мне поступить дальше. Через несколько минут из Москвы последовало указание:«Немедленно возвратиться…»

Я.Е.Чадаев (управляющий делами Совнаркома СССР):«В Москве с субботу 21 июня 1941г. стояла хорошая погода. Был жаркий летний день. На улицах чувствовалась предпраздничная суета, обычно такая, какая бывает накануне воскресных дней… 21 июня мне несколько раз пришлось приходить в приемную Сталина — приносить для подписи или брать для оформления отдельные решения.

Члены Политбюро ЦК ВКП(б) в течение всего дня находились в Кремле, обсуждая и решая важнейшие государственные и военные вопросы. Например, было принято постановление о создании нового ЮФ и объединении армий второй линии, выдвигавшихся из глубины страны на рубеж рек Западная Двина и Днепр, под единое командование. Формирование управления фронта было возложено на МВО, который немедленно отправил оперативную группу в Винницу. Политбюро ЦК заслушало сообщение НКО СССР о состоянии ПВО и вынесло решение об усилении войск ПВО страны. Вызванные на заседание отдельные наркомы получили указания о принятии дополнительных мер по оборонным отраслям промышленности.

Когда ко мне заходили работники Управления делами с теми или иными документами, то неизменно спрашивали, как дела на границе. Я отвечал стандартно: «В воздухе пахнет порохом. Нужна выдержка, прежде всего выдержка. Важно не поддаться чувству паники, не поддаться случайностям мелких инцидентов…» Около 7 часов вечера позвонил А.Н.Поскребышев и попросил зайти к нему, чтобы взять один документ для оформления… Поскребышев сидел у раскрытого окна и все время прикладывался к стакану с «нарзаном». За окном был жаркий и душный вечер… Я взял от Поскребышева бумагу. Это было очередное решение о присвоении воинских званий.

«Ну, что нового, Александр Николаевич?» — спросил я. Поскребышев многозначительно посмотрел на меня и медлил с ответом. Обычно он откровенно делился со мной новостями, о которых знал сам.

— Что-нибудь есть важное?

— Предполагаю, да, — почти шепотом произнес Поскребышев. — «Хозяин», — кивнул он на дверь в кабинет Сталина, — только что в возбужденном состоянии разговаривал с Тимошенко… Видимо, вот-вот ожидается… Ну, сами догадываетесь что… Нападение немцев… «На нас?» — вырвалось у меня.

— А на кого же еще?

— Подумать только, что теперь начнется, — сказал я сокрушенно, испытывая огромную досаду. — Но, быть может, это еще напрасная тревога? Ведь на протяжении нескольких месяцев ходили слухи, что вот–вот на нас нападет Гитлер, но все это не сбывалось…

— То и дело поступают тревожные сигналы, — добавил Поскребышев. — Сталин вызвал к себе также московских руководителей Щербакова и Пронина [в соответствии с журналом посещения их не было]. Приказал им в эту субботу задержать секретарей райкомов партии, которым запрещено выезжать за город. «Возможно нападение немцев», — предупредил он…

Ранним утром 22 июня мельком видел в коридоре Сталина. Он прибыл на работу после кратковременного сна. Вид у него был усталый, утомленный, грустный. Его рябое лицо осунулось. В нем проглядывалось подавленное настроение. Проходя мимо меня, он легким движением руки ответил на мое приветствие…

Спустя какое–то время многие сотрудники Кремля узнали грозную весть: началась война! Первым делом я зашел к Н.А.Вознесенскому, поскольку он, как первый заместитель Председателя СНК СССР, вел текущие дела по Совнаркому. Когда я вошел в кабинет, Вознесенский в этот момент разговаривал по телефону с кем–то из военного руководства…»

М.Г.Первухин (заместитель председателя Совнаркома СССР и нарком химической промышленности СССР):«С Г.К.Жуковым я познакомился незадолго до войны, когда он, будучи генералом армии, был назначен начальником ГШ КА. Изучив положение дел в наших ВС, Жуков, в частности, обнаружил, что половина числящихся там автомашин находится на приколе, потому что нет автомобильных покрышек. И тогда вместе с наркомом обороны Маршалом Советского Союза С.К.Тимошенко он поставил перед правительством вопрос о выделении войскам необходимого количества автопокрышек. Поскольку такого количества автопокрышек промышленность дать не могла, мне было поручено вместе с начальником ГШ подготовить проект решения о разбронировании их из государственных резервов. К сожалению, это было сделано только за месяц до начала войны и поэтому не все, что удалось разбронировать, руководство НКО СССР успело использовать для нашей армии…»

И.В.Тюленев (командующий восками МВО):«Уже смеркалось [темнело, наступление темноты в Москве с 21-17 по 22-19), когда я покинул штаб МВО… Вечером был у Наркома обороны… С.К.Тимошенко и начальника ГШ генерала армии Г.К.Жукова. От них узнал о новых тревожных симптомах надвигающейся войны. Настораживала и подозрительная возня в немецком посольстве: сотрудники всех рангов поспешно уезжали на машинах за город. Позднее снова зашел к Жукову.

— По донесениям штабов округов, — сказал он, — как будто все спокойно. Тем не менее я предупредил командующих о возможном нападении со стороны фашистской Германии. Эти предположения подтверждаются данными нашей разведки. [Странно, что жесткий Жуков изливает душу. Еще днем поступило сообщение из ЗапОВО о снятии проволочных заграждений и колоннах немецких войск к Сувалкинскому выступу, но нарком и начальник ГШ успокаивали Павлова…]

Я поинтересовался, каково сейчас соотношение сил — наших и германских.

— У немцев, насколько мне известно, нет общего превосходства, — коротко ответил Жуков…

Я вышел из машины в тихом Ржевском переулке, где жил с семьей — женой и двумя детьми. В 3 часа ночи 22 июня меня разбудил телефонный звонок. Срочно вызывали в Кремль... По дороге заехал в ГШ. Г.К.Жуков по ВЧ разговаривал со штабами приграничных ВО. После телефонных переговоров он информировал меня о том, что немецкая авиация бомбит Ковно, Ровно, Севастополь, Одессу.

В Кремле меня встретил комендант и тотчас проводил к Маршалу Советского Союза К.Е.Ворошилову. Климент Ефремович спросил:«Где подготовлен КП для Главного Командования?»

— Такую задачу передо мной никто не ставил, — ответил я. Штаб МВО и ПВО города КП обеспечены. Если будет необходимо, можно передать эти помещения Главному Командованию.

Затем Ворошилов объявил, что я назначен командующим войсками ЮФ. Отбыть к месту назначения предлагалось сегодня же...»

А.Ф.Хренов (начальник инженерных войск МВО):«Не обойду и я в своем рассказе день 22 июня. На понедельник в штабе планировалась поездка для отработки организации и взаимодействия в составе полевого управления фронта… Домой вернулся далеко за полночь. Собрал все необходимое, что могло понадобиться в поле, и быстро улегся спать. С утра пораньше я собирался отправиться за город, в Жуковку, — там, на даче у родственников, жила семья. Едва уснул, затрезвонил телефон.

— Товарищ генерал, — послышался возбужденный голос оперативного дежурного штаба округа, — вас вызывает командующий. Приказано не задерживаться. Машина сейчас выезжает… В приемной командующего я застал НШ генерал-майора Г.Д.Шишенина, начальника политуправления дивизионного комиссара Ф.Н.Воронина, начальника тыла генерал-майора А.И.Шебунина и еще нескольких товарищей. Генералы стояли группками, негромко переговаривались. В слитном жужжании голосов я уловил отдельные слова: “Кажется, началось... ”, “Да, по всей границе... ”. Значит, война…

Вскоре появился командующий и пригласил нас в зал заседаний ВС… Войдя в зал и приняв доклад НШ, он не сел, как обычно, а остался стоять:«Товарищи, в четыре часа с минутами я был вызван в Кремль. К.Е.Ворошилов и С.К.Тимошенко сообщили мне, что фашистская Германия вероломно напала на нашу Родину... Иван Владимирович сообщил, что он назначен командующим войсками Южного фронта, ЧВС — армейский комиссар 1 ранга А.И.Запорожец, НШ — генерал-майор Г.Д.Шишенин. Начальниками родов войск и служб фронта назначаются соответствующие начальники из округа. Полевое управление отбывает на фронт двумя эшелонами. Место назначения — Винница. Состав первого эшелона должен быть готов к отправке сегодня, состав второго — завтра. Затем он объявил, кто выезжает первым эшелоном, определил время сбора на Киевском вокзале к 15 часам и приказал мне приступить к обязанностям начальника первого спецпоезда».

В.Ф.Воробьев: «21 июня 1941 года я был назначен совершенно для меня неожиданно начальником оперативного отдела штаба ЮФ, который формировался из штаба МВО… Совершенно неожиданно командующий фронтом и НШ на третьи сутки пребывания в г.Виница узнали, что в Виннице имеется оборудованный фронтовой КП, куда командование фронтом и основные отделы штаба фронта немедленно переехали…»

В.И.Казаков: «[Война] меня застала в Москве. Я тогда занимал должность начальника артиллерии 7 мк. Части и соединения корпуса были расквартированы в Московской области. В его составе насчитывалось около 1000 танков, до 500 орудий и минометов. С 13 по 20 июня 1941 года штаб корпуса по разработанному ранее плану проводил рекогносцировку в районе Калуги и Тулы… Вечером 20 июня мы получили приказание возвратиться в Москву, а утром 21 июня последовало новое распоряжение, которое насторожило нас. Командиру корпуса было приказано срочно вывести части из лагерей, а артиллерии прекратить учебные боевые стрельбы на полигоне в Алабино и возвратиться в пункты своей постоянной дислокации. Кроме того, командир корпуса получил приказание выделить мотоциклетную роту, обеспечив ее боеприпасами, для укомплектования штаба одного из фронтов. Приказания отдавались поспешно, во всем чувствовалась нервозность…

Вечер был субботний. Большинство офицеров, отдав необходимые распоряжения младшим командирам, разошлись по домам или уехали за город, намереваясь провести выходной день на лоне природы. О том, что началась война, они узнали только в полдень 22 июня из правительственного сообщения, переданного по радио…»

П.И.Батов: «В Крым я попал неожиданно, перед самым началом войны. 13-17 июня 1941 года в Закавказье, где я был зам.командующего ВО, проходили учения. Только вернулся с них — узнаю, что мне приказано срочно прибыть в Москву. НШ округа генерал Ф.И.Толбухин подготовил все необходимые справки и материалы по нуждам ЗакВО для доклада наркому и краткую памятную записку…

20.6.41 выслушав доклад, маршал С.К.Тимошенко поставил меня в известность о том, что я назначен на должность командующего сухопутными войсками Крыма и одновременно командиром 9 ск. При этом маршал ни словом не обмолвился о том, каковы должны быть взаимоотношения с ЧФ, что делать в первую очередь, если придется срочно приводить Крым в готовность как театр военных действий. Он лишь вскользь упомянул о мобилизационном плане ОдВО, куда организационно входила территория Крыма, и отпустил меня, тепло попрощавшись и пожелав успеха на новом месте службы…»

М.И.Казаков (НШ Среднеазиатского ВО):«12 июня военный самолет СБ доставил меня из района учений в Ташкент, а на следующий день уже рейсовым самолетом я полетел в Москву. Под нами почти все время тянулась железная дорога. По ней шли многочисленные составы, и очень скоро мне стало ясно, что это воинские эшелоны. Головы их были обращены в одном направлении — на северо-запад.

Я хорошо знал, что из состава нашего округа никакой переброски войск не производилось и не планировалось. Значит, это войска из Восточной Сибири или Забайкалья. И тут у меня сами собой стали складываться тревожные предположения. Раз идет переброска войск на запад, стало быть, там назревают серьезные события…

В ГШ я встретил М.Ф.Лукина, который командовал тогда армией в ЗабВО. Оказывается, это его армия и передвигалась по железной дороге. Расспрашивать о конечном пункте ее маршрута показалось мне неудобным.

А через день или два я увидел здесь еще нескольких командующих армиями, одетых по-полевому. Ясно, что они ехали не на маневры; о маневрах я бы знал. Но на загадки и отгадки времени оставалось мало. Надо было заниматься делами, ради которых я прибыл в ГШ.

Генерал-лейтенант Н.Ф.Ватутин предложил мне уточнить некоторые вопросы оперативного плана округа, с учетом последних изменений в составе и организационной структуре войск. Работа над документами заняла у меня четыре-пять дней. И на протяжении их я не мог не заметить все нараставшего оживления в ГШ. Мне сказали, что идет отмобилизование вооруженных сил Финляндии, а войска фашистской Германии уже сосредоточились у наших границ. На мой прямой вопрос:«Когда начнется война с фашистской Германией?» — А.М.Василевский ответил:«Хорошо, если она не начнется в течение ближайших пятнадцати — двадцати дней».

Утром 20 июня я попал на прием к начальнику ГШ. Г.К.Жуков пригласил меня вместе с Ватутиным. Он довольно внимательно полистал нашу разработку, заставил меня на память доложить некоторые ее разделы и спросил напрямую: сможем ли мы, не имея в штабе округа этого документа, развернуть в соответствии с ним войска и выполнить задачу? Я ответил утвердительно, ибо хорошо помнил документы и вполне мог передать их содержание командующему. После этого Жуков разрешил вылететь в Ташкент.

Вечером 20 июня мы с Ватутиным еще раз просмотрели все документы, опечатали папки, сдали в хранилище и надолго распрощались… Я прилетел из Москвы в Ташкент в ночь на 22 июня…»

В 1937 году М.И.Казаков окончил Академию ГШ РККА вместе с А.М.Василевским, И.Х.Баграмяном, М.В.Захаровым, Н.Ф.Ватутиным, А.И.Антоновым, А.И.Курасовым, Л.М.Сандаловым и др. В воспоминаниях нет ни слова о подготовке к подъему по боевой тревоге войск западных округов в ночь с 21 на 22 июня. Однокашники бы намекнули, но выходит они сами этого не знали…

ЖБД 18 армии: «22 июня 1941 г… С утра 22.6.41 г. Командующий войсками Харьковского ВО во исполнение Директивы Наркома Обороны Союза СССР №___ отдал приказ о выделении полного армейского Управления.

Полевое управление Армии 4-мя эшелонами 29 июня 1941 г. полностью сосредоточилось в р-не Каменец-Подольск. 26 июня 1941 г. Опергруппа Штарма (1-ый эшелон) прибыло в Каменец-Подольск в 2-30…»

С.И.Руденко (командир авиадивизии):«С конца мая все пять полков дивизии находились в лагерях. 14 июня начались маневры в приграничном районе. В них участвовали штаб дивизии, истребительная и бомбардировочная части. Руководил маневрами НШ Дальневосточного фронта генерал И.В.Смородинов. В ночь на 15 июня мы с комиссаром дивизии Н.П.Бабаком пошли к генералу Смородинову, чтобы доложить о результатах дня и получить задачу на завтра. Приближалась полночь. В палатке, где мы ждали приема, было прохладно, но, несмотря на это, хотелось спать. Мы, не раздеваясь, улеглись на стоявших там койках и задремали. Разбудили нас во втором часу и пригласили на доклад к руководителю маневров.

«Приветствую вас, Сергей Игнатьевич и Николай Павлович!» — довольно необычно встретил нас генерал Смородинов… Жестом указав на стулья, генерал продолжал:« Жаль с вами расставаться, но ничего не поделаешь… Получен приказ, три полка вашей дивизии — 29-й истребительный. 37-й скоростной бомбардировочный и 22-й дальнебомбардировочный — отправить в Белоруссию. 3-й и 13-й иап остаются здесь, на своих аэродромах. Сейчас же возвращайте штаб дивизии и авиачасти на постоянное место базирования и готовьтесь к погрузке...»

П.А.Судоплатов (зам.начальника РУ НКГБ СССР): «О начале военных действий руководители служб и направлений НКГБ узнали от Меркулова в 3-00 в ночь на 22 июня. На срочном совещании — в связи с выполнением ответственных поручений — отсутствовали Фитин и Федотов. В тот день они находились за городом. Наиболее решительно повел себя Михеев, который немедленно сообщил о том, что в особых отделах армий и флотов имеются исчерпывающие инструкции о перестройке оперативной работы в условиях военного времени. Сообщение Меркулова, разумеется, не было неожиданным. Указания о боевой готовности, об обострении ситуации были переданы по линии органов НКВД и НКГБ 18, 19 и 20 июня 1941 года как в территориальные подразделения, так и по линии военной контрразведки, а также в штабы и командованию пограничных и внутренних войск, дислоцированных на Украине, в Белоруссии и Прибалтике.

Там боевая готовность была объявлена фактически 21 июня в 21-30, т.е. до получения санкционированной Сталиным известной директивы наркома обороны. По линии разведки мы также отправили предупреждение об обострении обстановки в Берлин, где посол Деканозов утром 21 июня отдал распоряжение персоналу не покидать без специального разрешения территорию наших миссий за границей и всем сотрудникам докладывать о месте своего нахождения…

20.6.41, когда стало совершенно очевидно, что от начала войны нас отделяют считанные дни, я получил задание создать специальную группу, которая, будучи задействованной в разведывательно-диверсионных операциях, имела бы возможность самостоятельно осуществлять диверсионные акции в ближайших тылах противника.

Эйтингон занялся координацией будущих действий с ГШ и с командованием КА в приграничных округах. Контакта с командующим войсками особого Белорусского округа Д.Павловым у него не получилось. Но наладились хорошие рабочие отношения с организатором спецназа и партизанских отрядов в период финской войны полковником РУ КА X. Мамсуровым…

21 июня Берия согласился с предложениями Эйтингона, которые я активно поддержал, о том, что мы должны располагать специальным боевым резервом в 1200 человек из состава пограничников и внутренних войск. У Эйтингона была идея создать четыре батальона диверсионного назначения. Три предполагалось развернуть на Украине, в Белоруссии и Прибалтике. А четвертый оставить в резерве в Подмосковье…»

К.Ф.Телегин (бригадный комиссар центрального аппарата НКВД):«В рассветный час этого дня, поднятые и собранные по тревоге, работники управления политпропаганды пограничных войск СССР заполнили кабинет начальника управления бригадного комиссара П. Н. Мироненко…

Провокационная возня фашистов на нашей западной границе расценивалась у нас в ГУ пограничных войск НКВД достаточно однозначно, но при всем этом хотелось верить, что вооруженное столкновение с силами империализма — дело отдаленного будущего, а все, что происходит на границе, лишь изощренная форма военно-политического шантажа, преследующего цель дезинформации правящих кругов Англии с целью, скажем, скрыть от них намерение форсировать Ла-Манш.

В то утро мы еще не знали, что такого рода самоуспокоительные размышления уже опровергнуты суровой действительностью. Фашистская Германия, вероломно нарушив пакт о ненападении, начала бандитское вторжение в пределы нашей страны. Пожар войны уже полыхал на наших западных границах…

Бригадный комиссар П.Н.Мироненко в который раз посмотрел на часы, обвел взглядом собравшихся, откашлялся, словно стараясь избавиться от досадной хрипоты, и негромко произнес:«Сегодня, в четыре часа, немецкие войска по всей западной границе внезапно атаковали пограничные отряды и части КА…» Мы молча, и, не скрою, потрясенные сообщением Мироненко, смотрели, как он вскрывает пакет — руководство к действию на случай начала войны…»

Н.Н.Душанский: «Для многих из нас отдых в Крыму казался сладким сном… Но эта идиллия закончилась восемнадцатого июня, когда поступил приказ — всем литовским чекистам собраться — «с вещами на выход». На машинах нас отвезли на ж/д вокзал в Симферополь, мы загрузились в вагоны и вечером 21.6.41 наш поезд уже прибыл в Минск. Мы, вдвоем, с моим товарищем Блохом, погуляли по городу… В час ночи сели в поезд Минск — Рига…»

Автор: aKtoR